Там, где хросс недавно взял раковину, Рэнсом к своему, может быть, неоправданному изумлению, увидел привязанную лодку. Она больше, чем что бы то ни было, убедила его в том, что хросс разумен, — таков уж человек. Еще выше Рэнсом оценил разум своего нового знакомого, когда оказалось, что лодка очень похожа на земную, хотя борта у нее были выше и вся она казалась очень хрупкой, как и все на Малакандре. Лишь спустя некоторое время он понял, что лодка на любой планете просто не может быть иной. Хросс достал овальную тарелку из какого-то прочного, но эластичного материала и положил на нее несколько оранжевых кусков, на вид напоминавших губку. Рэнсом вытащил нож, отрезал кусочек и с некоторым сомнением положил на язык. Через несколько секунд он уже с волчьим аппетитом набросился на еду. Оранжевая масса напоминала бобы, но имела сладковатый привкус. Изголодавшийся Рэнсом был донельзя рад и такой еде. Но вот он утолил первый голод, и снова на него обрушилась вся тяжесть его положения. Огромное тюленеобразное существо показалось невыносимо зловещим. Может, у него и нет дурных намерений. Но ведь оно ужасно большое, ужасно черное, и он ничегошеньки о нем не знает! В каких оно отношениях с сорнами? А может статься, оно вовсе не так разумно, как кажется…

Лишь много дней спустя Рэнсом научился бороться с такими приступами неуверенности. Они возникали, когда разум хросса заставлял думать о нем как о человеке. Тогда малакандриец вызывал отвращение: попробуйте-ка представить себе человека семи футов роста, с гибким, как у змеи, телом, с ног до головы покрытым густой черной шерстью, и с кошачьими усами! Но если посмотреть на хросса с другой стороны, то это — великолепное животное с блестящим мехом, влажными глазами, благовонным дыханием и белоснежными зубами. Но это животное — и тут было его особое очарование — обладало разумом и умело говорить, словно человек не был изгнан из рая и все его исконные мечты сбылись. Как человек хросс был омерзителен; как животное вызывал восхищение и восторг. Тут уж все зависело от точки зрения.

X

Рэнсом плотно поел, выпил еще немного крепкого малакандрийского напитка. После чего хросс, видимо, решил, что пришла пора перебраться в лодку. Сделал он это весьма своеобразно, как четвероногое. Используя гибкость тела, хросс уперся руками в дно лодки, в то время как ноги его оставались на берегу, затем оттолкнулся ногами так, что крестец взлетел футов на пять в воздух, — и оказался на борту. Всю операцию он проделал с ловкостью, немыслимой для такого крупного животного на Земле.

Однако хросс тут же вылез обратно на берег и указал на лодку рукой. Рэнсом понял, что его приглашают последовать примеру хозяина. Его так и подмывало задать один вопрос: какой вид разумных господствовал на Малакандре? Может быть, хросса (так образуется множественное число от «хросс», как он узнал позднее) — хозяева жизни, а сорны, хоть и больше напоминают людей, — всего лишь полуразумный скот? Рэнсом искренне надеялся, что так и есть. Но ведь возможен и другой вариант: хросса — домашние животные сорнов, и в этом случае последние обладают сверхразумом. Развитое земной культурой воображение подсказывало Рэнсому, что сверхчеловеческий разум должен обладать безжалостной волей и чудовищным обликом. Если он войдет в лодку хросса, то, может статься, в конце пути попадет в лапы к сорнам. С другой стороны, это, возможно, единственный шанс убраться подальше от леса, где бродят сорны… Хросс тем временем начал проявлять признаки нетерпения. Он жестами торопил Рэнсома, и тот наконец решился. Так или иначе, нечего было и думать о том, чтобы расстаться с хроссом. Конечно, его сходство со зверем по-прежнему неприятно поражало Рэнсома. Но желание изучить местный язык, а более всего — робкая, но настойчивая тяга к незнакомому разуму, ощущение, что перед ним открывается небывалое приключение, — все это привязывало землянина к малакандрийцу узами, о крепости которых он и сам не догадывался. Рэнсом ступил в лодку.

Сидений в суденышке не было. Его нос и борта поднимались высоко над водой, зато осадка была крайне малой. По существу, большая часть днища вообще не касалась воды, и лодка напоминала этим современный скоростной глиссер. У берега ее удерживало что-то вроде веревки, но хросс не стал ее развязывать, а просто разъял пополам, словно пластилиновую колбаску. Он уселся на корме и взял в руки весло с такой широченной лопастью, что Рэнсом усомнился, можно ли им вообще грести. Однако землянин тут же вспомнил, что находится на легкой планете. Благодаря своему длинному телу хросс легко перебросил весло через высокий борт и быстро отвел лодку от берега.

Первые несколько минут они плыли по протоке шириной не более сотни ярдов, по берегам которой росли лиловые деревья, затем обогнули мыс и вышли на широкое водное пространство. Перед Рэнсомом открылось огромное озеро, чуть ли не море. Хросс направил лодку прочь от берега, внимательно оглядываясь по сторонам и то и дело меняя курс. Вокруг них все шире и шире раскидывался голубой простор. Солнечные блики слепили глаза. От воды поднималось душное тепло. Скоро Рэнсому пришлось снять шапку и куртку, чем он несказанно удивил хросса.

Рэнсом осторожно поднялся на ноги и окинул взглядом малакандрийский пейзаж. Прямо по курсу и позади расстилалось сверкающее озеро, посылающее улыбку бледно-голубому небу. Кое-где оно было усеяно островами. Солнце стояло почти в зените: стало быть, они находились в тропической области Малакандры. По периметру озера располагался настоящий лабиринт островов и проток, оперенный гигантскими лиловыми растениями. За этой заболоченной цепью архипелагов кольцом вздымались зазубренные стены бледно-зеленых гор (Рэнсому все еще трудно было называть их горами — слишком они были тонкими, острыми и неустойчивыми на вид). Со штирборта до них было не более мили, и от воды их отделяла лишь узкая полоска леса. По левому борту они были гораздо дальше, милях в семи, но и здесь не теряли своей величавости. Горы тянулись по обеим сторонам озера, насколько хватало глаз, и впереди и позади. В сущности, лодка плыла по затопленному дну величественного каньона шириной почти в десять миль. О длине его судить было невозможно. За горными пиками, а кое-где и выше них, Рэнсом во многих местах различал огромные волнообразные нагромождения розового цвета, которые накануне ошибочно принял за облака. Похоже было, что за цепью гор нет других долин. Эти цепи скорее окружали, как частокол пик, беспредельное плоскогорье, местами поднимающееся выше их вершин. И справа, и слева этим плоскогорьем замыкался горизонт Малакандры. Только впереди и позади планета была рассечена громадным ущельем, которое теперь представлялось Рэнсому трещиной в поверхности плато.

Он попытался знаками спросить хросса, что представляют собой похожие на облака розовые образования. Но вопрос был слишком сложен, чтобы передать его жестикуляцией. Судя по ответным знакам хросса (его гибкие руки метались в воздухе, как два хлыста), он решил, что Рэнсома интересует вся область возвышенности. Называлась она «харандра». Залитая водой низменность — ущелье или каньон — носила название «хандрамит». Рэнсом понял значение этих слов так: «хандра» — земля, «харандра» — высокая земля, горы, «хандрамит» — низкая земля, долина. Короче говоря, возвышенность и низменность. Позднее ему предстояло узнать, как много значит это географическое отличие для жителей Малакандры.

К этому времени хросс достиг места, куда так тщательно правил. Примерно в двух милях от суши он вытащил весло из воды и весь как-то подобрался. В ту же минуту лодка задрожала и стрелой полетела вперед. Несомненно, хросс воспользовался течением. Скорость достигала пятнадцати узлов. При этом лодка скакала вверх и вниз на перпендикулярной волне какими-то дикими рывками. Это было похуже самой неприятной зыби на Земле. Рэнсом вспомнил, как несладко ему приходилось на военной службе верхом на лошади, идущей рысью. Он вцепился в планшир, другой рукой утирал пот со лба: от воды поднимался гнетущий жар. Может быть, местная еда и тем более питье все-таки не подходят человеческому желудку? Слава богу, он не подвержен морской болезни! Ну, скажем, не очень подвержен… Ну…