— Мне всегда интересны… э-э-э… ваши взгляды, — сказал Уизер. — Я глубоко ценю их… э-э-э… самобытность… не всегда уместную, прибавим… но существуют предметы, которые не совсем входят в вашу… э-э-э… компетенцию. Ваш профессиональный опыт, если можно так выразиться, иного порядка… На этой фазе мы ареста не планировали. Я опасаюсь, как бы нашему главе не показалось, что мы вторглись в несколько чужую область. Я никак не хочу сказать, что я разделяю это мнение. Но все мы согласны в том, что самовольные действия…

— Бросьте, Уизер! — сказала Фея, присаживаясь на край стола. — Я вам не Стил и не Стоун. Сама не маленькая. Так что гибкость оставим. Какой случай, прямо вышла на девочку! Не взяла бы я ее, сами бы мололи про отсутствие инициативы… Пугать меня нечего, все мы повязаны, пропадем — так вместе. А пока не пропали, хороши бы вы были без меня. Девочку сцапать надо? Надо.

— Но не таким же способом! — сказал Уизер. — Мы всегда избегали какого бы то ни было насилия. Если бы арест мог обеспечить… э-э-э… расположение и сотрудничество миссис Стэддок, мы бы не утруждали себя общением с ее супругом. Но если мы даже предположим (гипотетически, конечно), что вашим действиям можно найти оправдание, дальнейшие ваши поступки не выдерживают, как мне это ни прискорбно, и малейшей критики.

— Что я, знала про эту чертову машину?

— Боюсь, — сказал Уизер, — что глава не сочтет инцидент с машиной единственным вашим промахом. Поскольку интересующее нас лицо оказало пусть слабое, но сопротивление, вряд ли имело смысл прибегать к использованным вами методам. Вы прекрасно знаете, что я везде и всегда стою за полнейшую гуманность. Такие взгляды, однако, вполне допускают применение более решительных средств. Умеренная боль, которую выдержать можно, попросту бессмысленна. Не в ней, нет, не в ней доброта к… э-э… пациенту. Мы предоставили в ваше распоряжение более научные, более цивилизованные средства, способствующие принудительному исследованию. Я говорю неофициально, мисс Хардкасл, и ни в малейшей мере не решусь предвосхищать реакцию главы. Но я бы изменил своему долгу, если бы не напомнил вам, что не впервые слышу о вашей склонности к… э-э-э… некоторому эмоциональному возбуждению во время работы, которое отвлекает вас от прямых обязанностей.

— А вы найдите кого-нибудь на такое дело, — хмуро откликнулась Фея, — чтоб он еще и пользы не имел!

Уизер взглянул на часы.

— Ладно, — сказала Фея. — На что я сейчас голове? Всю ночь на ногах, могу я хоть выкупаться и пожевать?

— Путь долга, — сказал и. о., — не бывает легким. Надеюсь, вы не забыли, что у нас особенно высоко ценится пунктуальность.

Мисс Хардкасл встала и потерла руками лицо.

— Выпью-ка я раньше, — сказала она.

Уизер умоляюще воздел руки.

— А вы не опасаетесь, что глава… э-э-э… ощутит запах? — спросил он.

— Бросьте, Уизер, иначе не пойду, — сказала Фея.

Он открыл шкаф и налил ей виски. Потом оба они вышли и шли долго, в другую часть здания. Всюду было темно, мисс Хардкасл освещала фонариком сперва коридоры, увешанные картинами и устланные коврами, потом — коридоры беленые, устланные линолеумом. Сапоги ее ступали тяжело, шлепанцы Уизера скользили бесшумно. Наконец они достигли освещенных мест, где пахло животными и химией, сказали какие-то слова в какую-то дырку, и им открыли дверь. Встретил их Филострато в белом халате.

— Входите, — сказал он, — вас ждут.

— Он что, ругается? — сказала мисс Хардкасл.

— Ш-ш!.. — сказал Уизер. — Во всяком случае, моя дорогая, о нем не следует говорить в подобном тоне. Он столько перенес… положение его так исключительно…

— Идите скорей, — сказал Филострато. — Одевайтесь, мойтесь, идите.

— Стоп, — сказала Фея. — Минуточку.

— Что такое? — сказал Филострато.

— Сейчас сблюю.

— Здесь нельзя, — забеспокоился итальянец. — Возвращайтесь к себе. Нет, я сперва вам сделаю укол.

— Ладно, все, — сказала мисс Хардкасл. — Не такое видела.

— Тише, прошу вас, — сказал Филострато, — не открывайте вторую дверь, пока мой ассистент не закроет за вами первую. Говорите лишь самое необходимое. Даже не отвечайте «да». Глава поймет, если вы согласны. Не делайте резких движений, не подходите близко, не кричите, а главное — не спорьте. Идем.

2

Давно взошло солнце, когда Джейн, еще в полусне, ощутила непонятную радость. Она открыла глаза, на кровать падал утренний зимний свет.

«Теперь меня не выгонят», — подумала она.

Немного позже вошла Айви Мэггс, принесла завтрак, растопила камин. Джейн присела в кровати и посмотрела на ожоги, алевшие сквозь слишком широкую для нее ночную рубашку. Айви Мэггс вела себя как-то иначе. «А хорошо, что мы обе здесь!» — сказала она, словно они связаны теснее, чем Джейн казалось. Вскоре пришла и мисс Айронвуд. Она осмотрела ожоги и сказала, что позже, днем, можно будет встать. «А пока полежали бы, миссис Стэддок. Что вы хотите почитать? У нас книг много». Джейн попросила «Мэнсфилд-парк» ^{88} , сказки Макдональда ^{89} и сонеты Шекспира. Когда их принесли, она заснула опять.

Часа в четыре Айви Мэггс посмотрела, как она, и Джейн сказала, что хочет встать. «Хорошо, — сказала Айви, — сейчас я вам чаю принесу. Ванная тут рядом, только там мистер Бультитьюд. Целый день сидит, когда холодно! Лентяй он у нас… Ничего, я его выгоню».

Когда она ушла, Джейн решила встать, надеясь, что и сама договорится с эксцентричным Бультитьюдом. Ей казалось, что сейчас, сразу, ее ждут веселые приключения. Она надела халат, взяла полотенце и направилась к ванной; так что через минуту, подымаясь по лестнице, Айви Мэггс услышала крик и увидела, как бледная Джейн выскакивает в коридор.

— Ах ты, господи! — сказала она. — Ну, ничего, мы сейчас, — и, поставив на площадку поднос, двинулась к двери.

— Он вас не тронет? — спросила Джейн.

— Да что вы! — сказала Айви. — А вот слушается плохо. Если бы мисс Айронвуд или хозяин, это другое дело.

Она открыла дверь. Рядом с ванной, пыхтя и сопя, сидел огромный бурый медведь с крохотными, словно бусинки, глазками. Айви долго упрекала его, охала, просила, толкала, даже шлепала, и наконец, подняв тяжелое тело, он медленно вышел.

— Пошел бы погулял, — сказала ему Айви. — Ох ты, ох ты, как стыдно! Сидишь тут, людям мешаешь!.. Вы его не бойтесь, миссис Стэддок. Он у нас смирный. Погладить себя даст. Иди, иди, поздоровайся!

Джейн нерешительно протянула руку, но мистер Бультитьюд был не в духе и прошел мимо. Шагах в десяти он тяжело сел на пол. Зазвенели чашки, ложечки, поднос, еще стоявшие на полу, и все, кто был на первом этаже, узнали, что медведь присел отдохнуть.

— А не опасно держать его в доме? — спросила Джейн.

— Миссис Стэддок, — торжественно сказала Айви, — если бы хозяин завел тигра, мы бы не боялись. Такой уж он со зверями. Да и с нами. Поговорит — и больше тебе никто и не нужен. Вот увидите.

— Не отнесете ли вы чай ко мне? — сказала Джейн и пошла в ванную.

— Хорошо, — сказала Айви Мэггс, стоя в открытых дверях. — Вы бы и при нем купаться могли… только большой он, совсем как человек… не знаю, пристойно ли…

Джейн попросила ее закрыть дверь.

— Ну, мойтесь на здоровье, — сказала Айви, не двигаясь.

— Спасибо, — сказала Джейн.

— У вас все есть? — спросила Айви.

— Спасибо, все, — сказала Джейн.

— Тогда я пойду, — сказала Айви, но снова обернулась. — Мы в кухне — и матушка, и я, и все.

— Миссис Димбл сейчас дома? — спросила Джейн.

— Мы ее матушкой зовем, — сказала Айви. — И вы зовите. Ничего, вы к нашим делам привыкнете. Не очень размывайтесь, чай остынет. И в ванну не лезьте, ранки не заживут. Ну, я пошла.

Когда Джейн помылась, поела, оделась и причесалась как можно тщательней, хотя зеркало и щетки оказались не очень хорошие, она пошла по дому туда, где были люди. В коридоре стояла ни с чем не сравнимая тишина — та самая, что стоит наверху в больших усадьбах зимним днем. Джейн дошла до развилки и услышала странный звук: поб-поб-поб-поб. Взглянув направо, она увидела, что в конце другого коридора, у окна, мистер Бультитьюд, на задних лапах, задумчиво ударяет по большому мячу то одним кулаком, то другим. Она свернула налево и вышла на галерею, откуда лестница вела в большой холл, освещенный и дневным светом, и пламенем камина. Если спуститься туда, поняла она, и подняться снова, по другой лестнице, попадешь к хозяину. Отсюда была видна, хотя и в тени, та часть второго этажа, от нее веяло величием, и Джейн спустилась в холл почти на цыпочках, вспоминая впервые, что было с ней в синей комнате. Из холла она спустилась еще на две ступеньки, пошла по коридору мимо чучела в стеклянном футляре, мимо старинных часов и, ориентируясь на голоса, вышла в кухню.